Прощание с Пригибским

Оставшиеся в хуторе школьники играют на фоне заброшенной школы. Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

Как живет хутор, в советское время известный своим рыбколхозом

Андрей Кошик

21 октября, 2015 15:17

12 мин

Затерявшийся в азовских лиманах хутор Пригибский — та самая российская глубинка, которую не найдешь на карте — когда-то славился рыбколхозом, поставлявшим карасей и осетров в советские фирменные магазины «Океан». Здесь работал даже инкубационный цех для выращивания мальков, а собственные фермы с коровами, виноградники и бахча обеспечивали колхозников продуктами. От крупного производства почти ничего не осталось: вместо 12 бригад на промысел выходит одна, цеха развалены, заброшенную школу-девятилетку превратили в отхожее место. И случилось это не в переходные 90-е, когда вчерашнему рыбколхозу удалось выжить, а в начале 2000-х — с приходом «инвестора».

Сегодня Пригибский — это пара сотен жителей, сушащиеся перед дворами лодки и молчаливые рыбаки с задубевшими от километров протянутых неводов широкими ладонями. Хутор живет в собственном ритме, отличном не только от городского, но и от райцентровского. Как и их предки, переселившиеся сюда запорожские казаки, пригибчане говорят на «балачке» — смеси русского с украинским. По соседству с вросшими в землю белеными хатками несколько лет назад начали активно строить кирпичные дачи, сюда охотно перебирались любители рыбалки. Но сейчас на многих заборах висят объявления «Продается» — в поросших камышом заброшенных лиманах перестала водиться и рыба.

– Когда-то здесь была жизнь. Вот кабинет рыбовода. Готовая продукция поступала сюда уже личинками, стояли аппараты для инкубации, — Александр Артеменко, который был тут главным инженером, а сейчас депутат Гривенского сельского поселения, к которому относится хутор, проводит экскурсию по опустевшему производству.

Круглые металлические подставки для сосудов, стены в выцветшей голубой плитке, в углу смятые рыболовецкие сети из тончайшего, словно паутина, нейлона. А над ними в углах, вокруг столов и подставок, узоры настоящей паутины.

– Здесь круглогодично работала бригада выростных прудов, доводили рыбу от оплодотворенной икринки до сеголетки (молодняк возрастом до одного года. — Примеч. авт.). В таком же полуразрушенном состоянии сегодня и рыбный цех, где разгружали и обрабатывали улов, он еще восемь лет назад списан с баланса предприятия. Представляете, мы 90-е пережили, работали в нормальном режиме, а после прихода в 2002 году так называемых «инвесторов» производство уничтожено.

В реорганизованный в ООО «Имени Калинина» рыбколхоз бизнесмен Александр Шиянов пришел нахрапом — обещал инвестиции и развитие производства. Вложив 10 тысяч рублей, он получил 70% уставного капитала предприятия, активы которого на тот момент превышали 24 млн. Спустя шесть лет в суде удалось доказать: в 2002 году собрания членов рыбколхоза, якобы поддержавших Шиянова, на самом деле не было, на тот момент ООО «Имени Калинина» даже не имело ИНН, а на акте приема-передачи имущества стоит синяя печать с налоговым номером. Правопреемник рыбколхоза — сельскохозяйственный производственный рыболовецкий кооператив (СПРК) «Имени Калинина» несколько лет добивался правды в судах. Но в мае 2009 года гендиректор СПРК Владимир Пономарев умер, а после похорон в Приморско-Ахтарский районный суд пришло странное письмо за его подписью об отказе от исковых требований.

В собственности ЗАО «Имени Калинина», владельцем которого стал бизнесмен Шиянов, оказались не только хозяйственные постройки и рыболовецкий флот, который новые владельцы сдали на металлолом, но и принадлежащий государству Большой Поманиевский лиман площадью 350 га.

Инкубационный цех. Когда-то здесь выращивали мальков. Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

– Установлено, что в результате заключения незаконных сделок по предоставлению земельных участков… федеральный водный объект лиман Большой Поманиевский выбыл из государственной собственности, — констатирует начальник отдела по надзору за исполнением природоохранного законодательства краевой прокуратуры Юлия Палаткина.

Правда, за рейдерский захват предприятия и федерального лимана никто ответственности не понес. В 2010 году прокуратура направила в РОВД по Калининскому району уже готовые материалы о незаконном завладении имуществом СПРК «Имени Калинина». Правоохранительные органы возбудили дело по ч. 4 статьи 159 УК РФ («Мошенничество, совершенное группой лиц в особо крупном размере»), но установить виновных так и не смогли. Несколько месяцев назад уголовное дело закрыли по «сроку давности», составляющему для этой статьи 10 лет с момента преступления. После протеста прокуратуры Краснодарского края его возбудили вновь, так как захват имущества бывшего рыбколхоза происходил и в 2007 и 2009 годах, по которым срок привлечения к ответственности не истек.

– Следователем выносились незаконные процессуальные решения, которые отменялись как в порядке ведомственного контроля, так и в порядке надзора, — прокомментировали возбуждение нового уголовного дела на подручного Шиянова, гендиректора ЗАО «Имени Калинина» Дмитрия Журавлева, в прокуратуре. — Заместителем прокурора постановление об отказе в возбуждении уголовного дела отменено, материал направлен в главное следственное управление ГУ МВД России по краю для организации дополнительного расследования.

Пригибский рыбколхоз — это не только рабочие места и отечественная рыба на прилавках магазинов, но и социальные обязательства: предприятие поддерживало хуторской клуб и школу, ремонтировало дороги. Поддержка культуры и образования продолжалась в непростые 90-е. И только после прихода «инвесторов», уже в середине 2000-х, на сельской школе поставили крест.

Двери, окна и дощатый пол бывшей школы № 20 растащили сами же местные. Перед входом типичные советские колонны, правда, с осыпавшейся побелкой. Обходя кучи мусора, прохожу по кабинетам. Над входом чудом уцелевший школьный звонок. У исписанной подростками стены пустой стенд «Педагогический вестник», среди битых кирпичей — библиотечная книжка Некрасова и серое от цементной пыли приветствие «Добро пожаловать!». Возле единственной спортплощадки — ворот на вытоптанном школьном дворе — играет в футбол детвора. Последняя в хуторе.

– Когда сюда переехала, школа была новостройкой. Очень много, по сравнению с годами перед ее закрытием, было учеников — и 100, и больше. Она считалась малокомплектной, но преподаватели у нас в основном были с высшим образованием — и по музыке, и по черчению, ИЗО, физкультуре, — бывший директор хуторской школы Валентина Постникова с волнением рассказывает о главном деле своей жизни. На столе ваза с садовыми розами и пухлая стопка пожелтевших фотографий, запечатлевших нескольких поколений. Серьезные пионеры в праздничных рубашках станут родителями ребят со следующего, уже цветного снимка. А затем бабушками нового поколения — последних учеников. И только педагоги, кажется, не меняются. — Знаете, иногда ночью не спится, о чем еще думать? Вспоминаю ребят… Все вышли в люди, получили образование.

Валентина Даниловна сетует на «подушевую оплату», сгубившую малокомплектную школу: педагоги на селе и так живут небогато, а здесь еще и зарплатную ведомость привязали к количеству учащихся.

– Разве можно под одну гребенку всех детей и учителей судить? Я вела физику, химию и биологию, чуть не две ставки было, а получала 2,5 тысячи рублей, в то время как дочка, преподававшая в другом районе, на тот момент больше 20 тысяч получала, потому что школа была большой, — объясняет бывший директор. И затем прямолинейно признается. — Так что со своей стороны рада, что ее закрыли. Осталось несколько детей в классе, что будет получать учитель?

До прошлого года школьный автобус, заезжая за малышами и старшеклассниками, делал два рейса из хутора в соседнюю станицу. Сейчас один. Назад четырех учеников начальной школы привозят на легковой машине.

– Не стало молодежи, ей негде работать. В основном все заполонили дачники. К берегу лимана из-за высоких заборов не подойти, — сетует Валентина Постникова. — Не поймешь, кто хозяин в этом хуторе, обратиться не к кому. Глава Гривенской отвечает: кому продали колхоз, к тем и обращайтесь. Где их поймать? Сколько раз обращались к Левченко (гендиректор шияновского ЗАО «Имени Калинина». — Примеч. авт.), да все без толку. Уже давно ходят слухи, что хутор закроют, сделают дачный поселок. Даже название поменяют. Я бы давно отсюда уехала, несмотря на возраст, если бы кто подворье купил. Но кому оно нужно?

С бывшим директором школы согласна другая хуторянка — Зинаида Козенко. С ней встречаемся около местного клуба, окна которого заколочены щитами фанеры и пленкой. Напротив очага культуры — памятник погибшим в годы Великой Отечественной войны. Красноречивей архивных справок и воспоминаний полководцев скорбную статистику фронтовых лет отражает скромная табличка с казачьими фамилиями Бабич, Спичка, Синица, Дидыч, Рябоконь — порядка полусотни значатся в столбце «пропавшие без вести», 17 человек — погибшие.

– Моя тетка хотела вчера подойти к бригаде, рыбу купить. Так ее новые хозяева чуть не матом послали. Отец ее, мой дид, отсюда пошел на войну, погиб на «дороге жизни» под Ленинградом, а ее прогоняют. Обида, вы понимаете, обида. Откуда вин взявси? Скажите, кто вин такый, откуда вин взявси? Тут його ни було, — разволновавшись, Зинаида Козенко переходит на балачку. Речь идет о заполучившем рыбколхоз бизнесмене Шиянове и назначенном им гендиректоре Левченко. — Теперь мы не имеем права подойти к лиману, з удочкой постоять нельзя. Вот и разъезжается молодежь, у меня сын теплотехник, невестка медсестра — перебрались в Краснодар, здесь работы нет. Одна пенсия (пенсионеры. — Примеч. авт.) доживает и все. Почта через день начала работать, а дальше вообще все закроется.

Рыбколхоз имени Калинина. Рельефная надпись на местном клубе едва читается. Фото: Андрей Кошик / «Русская планета»

Василий Редько отдал рыбколхозу почти всю жизнь, переехав сюда с целины. Красное, обветренное лицо, крупные ладони с коричневой, выеденной соленой водой кожей. Вспоминает, как начинал работать на деревянных лодках, потом пришли катерки «бамчики».

– В советское время ловылы рыбу — судака, тарань, даже осетры и севрюги заходылы в лиманы. А сейчас один карп, редко-редко судачок попадает, редко тарань. За лиманами никто не ухаживает, камышом заросли, — неспешно, подбирая слова, делится старый рыбак. — А где хозяин? Сушилку, рыбцех — все продали.

На вопрос — что же будет с хутором? — отвечает не сразу. Опустив взгляд, чеканя каждое слово, признается:

– Большой уже, борода растет, а не разумеешь. Вин уже немае, вин не существуе. Название только. Хутор был, когда что-то давал и государству, и себе, и обществу. Сейчас он мертвый. Я тебе скажу два слова — рыбколхоз умер. Он никому не нужен, никто за ним не беспокоится. Ни за бригады, ни за рыбаками. За ним ушел и хутор.

Потребовалось несколько лет, чтобы в судах доказать факт рейдерского захвата. Завладевшие производством «инвесторы» оставили от рыбколхоза, как признаются сами хуторяне, в лучшем случае четвертую часть — остальное сдано на металлолом, вывезено, пришло в запустение. Если раньше рыбу возили в магазины «Океан», сегодня она не поступает в продажу — выходящая на промысел одна бригада сдает ее на корм норкам в зверохозяйство.

– Сейчас говорят об импортозамещении. Но вот конкретное крупное в прошлом производство. Мы готовы поставлять на прилавки экологически выращенную рыбу. Только это, похоже, никому не нужно, — разводит руками депутат Александр Артеменко. — Ведь хутор не просто точка на карте. Это людские судьбы, частичка истории страны, ныне еще живущие люди. Когда, как не сейчас, в условиях санкций, дается шанс все это сохранить?

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе