Новости – Общество
Общество
«Русский — язык, на котором думает Украина»
Валерий Тимощенко. Кадр из фильма «Чистая победа. Штурм Новороссийска».
Кинорежиссер Валерий Тимощенко — об исторической памяти, пропаганде и о том, как с помощью кино передать радость победы
10 ноября, 2014 18:42
12 мин
Директор Краснодарской киностудии, член правления Союза кинематографистов РФ кинорежиссер Валерий Тимощенко недавно вернулся в Краснодар с международного кинофестиваля «Лучезарный ангел». Там его картина «Чистая победа. Битва за Севастополь» получила приз «За лучший документальный фильм». Она повествует об освобождении Крыма от гитлеровцев в мае 1944-го и одновременно о референдуме в Севастополе в марте этого года и предшествующих ему днях. Сейчас режиссер работает над созданием многосерийного фильма о войне на Украине, о судьбах и характерах ополченцев, членов их семей. Из Донбасса он привез больше 70 часов кинохроники и планирует завершить фильм до конца года. Уже известно, что эту картину покажут по каналу «Культура».
– Как называется фильм, который вы снимаете и о каких событиях Великой Отечественной он рассказывает? Как он соотносится с сегодняшней войной на Юго-востоке Украины?
– По заказу телеканала «Россия-Культура» мы работаем над документальным циклом «Чистая победа». Уже вышли в эфир «Битва за Новороссийск» и «Битва за Севастополь», готова и скоро выйдет в эфир третья картина, о битве за Кавказ, о наших горных стрелках на Эльбрусе в 1942-43 годах. Снимали непосредственно на вершине Эльбруса и ледовых перевалах — это особая экзотическая война. При этом использовали воспоминания не только наших ветеранов, но и немецких — из четвертой горной дивизии вермахта.
Один из ключевых наших героев — ветеран морской пехоты, разведчик Георгий Георгиевич Савенков. Даже в имени, слышите, «Победитель Победителей». Он воевал и в Новороссийске, и в Севастополе. Редкий герой в свои 89 лет сохранивший русский кураж, дар слова и орлиный прищур. В него до сих пор влюбляются очень достойные женщины.
– В «Битве за Новороссийск», насколько я знаю, фронтовые события комментируют нынешние офицеры?
– Там события комментируют сегодняшние боевые офицеры ВДВ, которые сами прошли серьезные бои, имеют боевые награды. Они, в отличие от большинства, могут почувствовать, понять тех людей, которые стояли на Малой земле в 43-м, оценить их действия и представить, как бы сами поступили на их месте. Параллели потрясающе интересные.
– Валерий Григорьевич, и все же, при чем здесь Донбасс?
– Все образы и понятия Великой Отечественной стали чудовищно актуальными на фоне событий этого года — сперва в Крыму, потом на Донбассе. Партизаны и полицаи, окопная правда, Большая земля и так далее. Как-то общались с ополченцем, у которого родственники и идейно, и физически живут по ту сторону фронта. Он поделился: когда общался с ними по телефону, те вновь начали говорить, что не может этого быть, вы не могли победить под Луганском без посторонней помощи. А он ответил: «Вы теперь никогда и никого не сможете победить. Вы же 9 Мая отменили, вы Победу отменили и в своей истории и в своей душе». Все правильно — сначала победа, а потом — сражение. Если у тебя в душе победы нет, то нет смысла и сражаться. Одной злобой и обидой не обойдешься.
Еще я убежден, что события в Луганске, Донецке, Одессе невозможно расшифровать, если не понять, наконец, что события в Приднестровье и в Абхазии в 1992-м, затем в Сербии 93-го и Цхинвал 2008-го, Чечня 1996-го, и, наконец, сегодняшняя украинская трагедия. Это одна война, она идет больше 20 лет. Почти везде я был и снимал. Мы катастрофически быстро все забываем. Я не знаком с Игорем Стрелковым, но знаю, что он тоже свою войну начал вначале 90-х — Приднестровье, Сербия, Чечня. Убежден, что для него это тоже одна война, звенья единой цепи.
– В одном из предыдущих интервью вы говорили о параллелях между Севастополем 1944 года, только что освобожденном от немцев, и воссоединением с Россией несколько месяцев назад.
– В фильме «Битва за Севастополь» для меня абсолютно естественным было соединить рассказ об освобождении города русской славы в 1944-м и мартовский референдум. Мы со съемочной группой прибыли туда за десять дней до референдума и я, до этого побывав в Цхинвале, Чечне, Карабахе, понимал, что еду на войну — в перекрестье ведь главные события планеты. Недаром камеры всего мира были направлены туда, а заодно и ракеты известных флотов, и все президенты в те дни комментировали события в Крыму.
– Что же общего между событиями, которые разделяют 70 лет?
– Сегодня нелегко передать радость победы от встречи советских солдат в мае 44-го. Нам повезло: мы могли показать радость общей победы севастопольцев 16 марта — отчетливое созвучие. И там, и там была победа.
События Великой Отечественной для нас, невоенного поколения, так залакированы парадными речами и песнями к дате, так называемым военно-патриотическим воспитанием. А тут, в день референдума, незнакомые люди на улице обнимались, все любили друг друга, многие плакали. Нечто подобное испытывали 70 лет назад жители освобожденных городов. Севастополь — не Донбасс, это аристократичный город, где в каждой семье кто-нибудь обязательно военный, там много капитанов и адмиралов. Любопытно смотреть на казаков — наших, кубанских, и донских, которые приехали без оружия и блокировали украинские части. Люди менялись на глазах, потому что видели, что делают историю — может быть, самое важное в их жизни дело.
– Возвращение Крыма и войну в Луганске, к которой еще вернемся, все это время активно обсуждают в СМИ, интернете. Идет откровенная пропаганда, неприкрытая информационная война. Причем и с одной, и с другой стороны. Не боялись попасть под ее влияние?
– Когда русский артиллерийский офицер Лев Толстой командовал редутом в Севастополе, европейские газеты также выставляли Россию врагом мира и империей зла. А он написал «Севастопольские рассказы» — но эта правда, временами беспощадная правда о той войне 1855-го, очень сильно тогда помогла Родине. Кто посмеет назвать эти тексты пропагандой? Когда я был на войне в Чечне, практически все наше медийное сообщество, девять из десяти работали, по сути, на стороне боевиков. Буквально единицы, например, Александр Сладков, тогда снимали со стороны России. Слава Богу, и я был одной из этих единиц. Прекрасно понимаю, что полную картину украинской трагедии, всю правду передать не смогу. Одно из правил военного корреспондента — ты должен быть на одной стороне, перебегать туда-сюда смертельно опасно не только и не столько для тебя, сколько для солдатиков с той или другой стороны, либо тех, либо других ты точно подставишь.
Миф об объективности западной журналистики приказал долго жить еще годы назад. Для меня показательно то, что все телекомпании показывали из Цхинвала одни и те же кадры, снятые на мобильный телефон. А где же профессиональные операторы и съемочные группы? Журналисты ведущих мировых телекомпаний снимали там, но ни один снятый ими кадр жестоких боев в эфир не вышел. Вместо этого показывали горящий Цхинвал и говорили, что это грузинский Гори, который якобы бомбит российская армия. В западном медиа-сообществе цензура и «партийная» дисциплина пожестче, чем была у нас при советской власти.
– Это значит, что зарубежный зритель ваши работы не увидит?
– Думаю, «Битва за Севастополь» на зарубежные фестивали не может попасть по определению. Из-за возвращения Крыма в Россию этот фильм для них нон-грата. Но он активно участвует в российских фестивалях, завоевал несколько престижных кинонаград. Для меня важно не столько профессиональное признание, сколько то, что фильм был в конкурсной программе и его смогли увидеть тысячи зрителей в зале и миллионы посмотрели его в прайм-тайм на канале «Культура».
– Валерий Григорьевич, сколько раз вы были в Луганске? Какие ситуации из жизни прифронтового города вам запомнились?
– Ездил туда четыре раза, в самые тяжелые моменты. Один раз на следующий день после трагической гибели журналистов ВГТРК Игоря Корнелюка и Антона Волошина, потом был в день падения «Боинга», несчастные пассажиры которого оказались в перекрестье этой подлой истории. В четвертый раз из Луганска вернулся буквально неделю назад. Все это время мы старались проследить судьбы бойцов и командиров, их семей, прописывали на пленке характеры, пытались передать, как из обычных людей рождалась армия.
Картины из каждой поездки запали тоже разные. Например, в августе, когда украинские части стояли уже на ближних окраинах Луганска, город был совершенно пустым. А на границе были очереди из сотен и тысяч людей. Нельзя было пройти через «Изварино», люди просто шли и шли по полю — условной границе между Украиной и Россией. Кто-то гнал перед собой корову, мамы с детьми шли, из последних сил несли на себе нехитрый скарб — щемящие детали войны на Юго-востоке.
– А из самого Луганска?
– Однажды попали во дворик многоэтажки. Там жила чета пенсионеров — школьные учителя. Каждый вечер они выходили посидеть на скамейке. Не знаю уж, сколько лет было их традиции, но для них это оставалось единственной радостью, той ниточкой, которая связывала сегодняшний день с прошлым. Пересидеть в квартире минометный обстрел, когда осколки летят во все стороны, ясное дело, безопаснее, но старики все же вышли во двор. Их разорвало осколками мины. Соседи похоронили общими усилиями. Дети приехали уже на могилу. В том дворе на табуретке сидел паренек лет 12-ти, который играл на баяне русские песни. Что-то было в этой картине. Наверное, после таких эпизодов люди шли в ополчение.
– Среди героев, характеры которых вы записывали все эти месяцы, многие выжили?
– Есть погибшие, в том числе командиры подразделений, но к счастью их немного — большинство живы. Возвращаясь к картинкам: однажды, в июле, нужно было забрать тело одного из погибших командиров. Его друг — тоже командир, бывший советский офицер ВДВ — договорился с противоположной стороной, и сам, чтобы не подставлять подчиненных, пошел на передовую. С той стороны вышел украинский майор, который вдруг говорит ополченцу: «Давай помогу». Труп уже несколько дней пролежал, стояла жара — работа не для слабонервных. Несут погибшего, украинский майор вдруг говорит: «Слушай, надо это заканчивать» — «Давай. А, что тебе нужно, чтобы закончить?» — «Приказ», — «А мне не нужен приказ. Это мой дом — понимаешь, в чем разница? Бомбят не Львов или Полтаву, а Луганск и Донецк. Я и все мои бойцы воюем не по приказу».
Мое глубокое убеждение — это не гражданская война. Она не возникла бы за три месяца. Еще полгода назад я мог свободно поехать в Днепропетровск к родственникам, где все мне были рады. Во Львове чувствовался некоторый холодок, который 23 года насаждался, но и туда мог спокойно приехать. Вдруг оказалась такая лютая ненависть. Очевидно же, что она организована, привнесена и 90% вины лежит на совести наших коллег, журналистов. Ясно как день — провокационные выстрелы снайперов на Майдане или в Симферополе — звенья одной цепи. Цель — разжечь войну, чтобы люди боялись, подозревали и ненавидели друг друга, чтобы была цепная реакция страха, которая провоцирует стрельбу с обеих сторон.
– Но ведь противоположную сторону вы так и не снимете.
– Был бы рад, если там есть режиссер с подобным проектом. Пусть он будет на стороне единой Украины, неважно. Но это должен быть Толстой, а не боец информационной войны, который сегодня говорит одно, а завтра с таким же пафосом — другое. Человек, мотивация которого внутри него самого, а не в гонорарной ведомости. Возможно, через несколько лет мы бы с ним встретились и объединили материалы. Понимаю, что сейчас для украинского режиссера это куда опаснее, чем для меня, и все же я верю, что он есть и снимает. Украина всегда была богата непугливыми и талантливыми людьми. Братья остаются братьями, даже если сегодня они воюют.
Видел много любительской хроники, снятой с украинской стороны — в реальном бою, когда пахнет «жареным», когда не до шуток, не до пиара, украинские командиры как один говорят на русском. Как в фильме про Штирлица: когда русская разведчица рожает, она кричит на родном языке. Русский — язык, на котором думает Украина, а где язык, там и сердце. Пример с противоположной стороны — когда в 2008-м господин Саакашвили испугался, что в его сторону летит ракета, он кричал по-английски: «Let's go».
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости