Дети на зоне

Алёну С. перевели в Кубанскую колонию из Симферополя. Фото: Андрей Кошик/ "Русская планета"

«Русская планета» выясняла, способны ли женщины, чьи дети рождены в колонии, на проявление материнских чувств

Андрей Кошик

23 марта, 2015 13:38

9 мин

Светлая комната с ярким паласом — настоящий городок с красными крышами и светло-зелеными лужайками. В углу огромный деревянный манеж. На стенах небесного цвета зайчата и рыжие коты. Кажется, стандартное помещение обычных ясель. За окном, почти до горизонта — уже вспаханные кубанские поля. А между ними и этой детской — запретная зона: глухой забор, прожекторы, несколько рядов колючей проволоки. Мы — в Доме ребенка женской колонии общего режима № 3 в Усть-Лабинском районе Краснодарского края. Здесь живут дети, родившиеся в неволе.

Перед тем, как попасть сюда, проходишь стандартную проверку — на КПП захлопывается одна решетка, затем вторая. Сдаешь паспорт (учитывая атмосферу, немного передергивает, когда сотрудник для проверки переспрашивает данные) и телефоны. Дом ребенка расположен в самом конце колонии, поэтому проходим мимо «промки» — здесь осужденные шьют военную форму, — жилых бараков, плаца, на котором уже идет построение. Женщины в зеленых и синих ватных пальто с любопытством смотрят на новеньких «вольных», перешептываются. Когда проходим мимо, здороваются. Здесь правило — останавливаться и приветствовать каждого «гражданина начальника».

Дом ребенка от колонии отделен кирпичным забором. Долго звоним в калитку, чтобы попасть внутрь. Открывать выбегает запыхавшаяся осужденная в клетчатом халатике. Изнутри стены забора разрисованы зверятами, на зеленой площадке стандартные горки, паровозик, качели и домики.

– Вчера еще один малыш родился. Его через пять дней, как положено, привезут сюда, — начинает разговор с приятной новости старшая медсестра Светлана Ложникова. — Сейчас у нас по факту уже 44 ребенка, еще один закреплен за нами, но он родился шестимесячным и выхаживается в перинатальном центре.

Дом ребенка при ИК-3 открыли больше 40 лет назад. В колонии есть несколько осужденных, которые тут родились, а впоследствии, уже на сносях, сами получили срок — так свет появилось уже третье поколение «тюремных династий».

Некоторые мамочки беременеют на длительных свиданиях с мужьями, другие поступают беременными на разных сроках, кого-то отвозят в роддом через пару дней после этапа. Если подошло время рожать, а следствие и суд еще впереди, можно оставить ребенка с собой в СИЗО, а можно и на время передать в гражданский Дом ребенка: после вынесения приговора малыша переведут в колонию вместе с матерью. Сейчас здесь трое таких малюток.

– Некоторое время назад поступила мама, гражданка Азербайджана, с годовалым сыном. Эльтун, так зовут мальчика, первый год жизни провел с мамой в изоляторе, — продолжает старшая медсестра. — Сама мама по-русски понимает, но с ребенком общалась только на азербайджанском, все это время он видел всего трех-четырех человек: сокамерницу и нескольких сотрудников СИЗО. Когда 11-месячного Эльтуна перевели к нам, мальчик был замкнутым, не понимал, где он и что от него хотят.

Уже в комнате психолога показывают его первый рисунок — на нем мальчик в синем спортивном костюме, с крохотными замкнутыми черными ручками. Психолог Марина Суровцева объясняет это внутренним состоянием ребенка, который не мог контактировать с миром. Сейчас Эльтун «отошел» — на меня смотрит смуглый мальчуган с хитрым восточным прищуром. Слегка стесняясь, после подсказки, протягивает крохотную ручонку для приветствия.

– У нас детей-инвалидов нет. Но это показатель не нашей работы, а просто факт здоровья мамочек. Если брать сравнительные таблицы, встречающиеся отклонения и патологии не выходят за статистику по рожденным на воле, — отвечает на вопрос старшая медсестра.

Малыши еще не знают, что растут за запретной зоной. Фото: Андрей Кошик/ "Русская планета".

В кабинете психолога и на стендах в коридорах — яркие картины и аппликации. Многие женщины сами в детстве были лишены родительской любви, они просто не знают, как проявить чувства к ребенку. Поэтому занятия начинают еще с беременными. Например, просят изобразить, кем вырастет малыш. Глядя на большинство рисунков, легко поверишь, что их авторы сами дети. Своих дочурок и сынков осужденные видят водителями, моряками, встречаются врачи и космонавты.

– Общей тенденции нет, у каждой же свой жизненный опыт. Только вот часто успешность, а ее все хотят своим детям, изображается как увесистые цепи и кольца, — улыбается психолог. — Когда готовили поделки к Новому году, одна из мамочек заявила: я и на воле никогда его дома не отмечала, зачем он мне здесь? Приходится объяснять, восполнять, в том числе, их упущенное детство.

Еще в начале 2000-х малышей здесь было в три раза больше. В опустевших помещениях теперь комнаты совместного проживания — семь мам грудничков живут не в общежитии колонии, а здесь, вместе с новорожденными.

– На всех мест не хватает, поэтому женщин отбирает комиссия, в которую входят представители отделов колонии. Учитывается возраст ребенка, состояние мамы, характеристика ее поведения, — уточняет Светлана Ложникова. — Обязательное условие — бросить курить, ведь они кормят грудью. Не все побеждают вредную привычку. Один раз поймали маму, которая курила тайком, вынуждены были ее заменить. Здесь дается шанс ради ребенка пожертвовать чем-то плохим.

В одной из комнат совместного проживания три взрослые кровати и три манежа. Над одним склонилась осужденная Юлия Б. Улыбчивая женщина с мелированными кончиками черных волос и простеньким деревянным крестиком на шнурке. Срок — восемь лет.

– Сюда попала на шестом месяце беременности. Когда рожала, до больницы не доехали, родила прямо в санчасти, прославилась на всю колонию, — рассказывает Юлия. — Ходила три месяца на кормление ребенка грудью, подала документы на комиссию, одобрили перевод сюда.

Дана — ее шестой ребенок. На свободе ее ждут два братика и три сестрички. С малюткой они пока не виделись, планируют приехать на летних каникулах. Папа также осужден, дети живут с бабушкой. После трех лет Дану передадут под опеку Юлиным родителям.

Обычно осужденные рожают в отдельной палате районной больницы, в сложных случаях их направляют в Краснодар. Пока идут роды, перед дверью дежурит конвой, спустя пять дней ребенка везут в колонию на машине скорой помощи, а маму в автозаке.

Группы в доме ребенка ничем не отличаются от «гражданских» детских садов. Фото: Андрей Кошик/ "Русская планета"

Некоторые родительницы приходят в Дом ребенка просто помочь — до трех лет они «в декрете», и чтобы лишний раз увидеть малыша, становятся помощниками нянечек. Но таких мам немного. Есть и те, кто даже обязательные ежедневные прогулки с 8 до 10 и с 17 до 19 часов стараются пропустить — мол, у меня своя жизнь и свои дела.

– Главные проблемы, с которыми сталкиваемся — утеря социальных навыков и потребительский подход. Замкнутое пространство сказывается не только на детях, но и на осужденных. Женщина, особенно с большим сроком, уже не знает, какие цены на свободе, как распределять бюджет. Памперсы, пюре и соки для детей, влажные салфетки, одежда — все это стоит недешево. Мы подсчитали, что в сутки на одного нашего ребенка, учитывая работу психолога, логопеда, воспитателя, тратится почти тысяча рублей, — отметила старшая медсестра. — Осужденная мамочка не знает, что такое бессонные ночи с малышом. Некоторые даже просят: не нужно нам поощрений и УДО, дали мне три года, я три года и отсижу, пока ребенок не подрастет.

Другая беда — мамочки потребительски относятся к такой поддержке. У малышей есть все необходимое, но отношение к вещам, как к казенным. Порвалась детская кофта, сами не зашьют, могут оставить игрушки на площадке, требуют только новую одежду.

Регулярно Дому ребенка помогают благотворители. Одна из местных протестантских общин договорилась встречать освобождающихся мам с малышами и отвозить их домой. Несколько лет назад, когда отвозили одну из женщин, она попросилась выйти в магазин и… сбежала, оставив чадо растерявшимся сопровождающим. Те, не зная, что делать, попытались вернуть ребенка в колонию, но там его не приняли — на каком основании? Пришлось направлять в органы опеки, которые определили ребенка в гражданский приют.

Среди мам есть и осужденные из ставшего российским Крыма — на полуострове пока нет женской колонии с детским отделением. 24-летняя Алена С., еще при украинских властях получившая четыре года за мошенничество, второй раз станет мамой в конце апреля.

– Срок начался в 2012 году, все это время работала хозобслугой в СИЗО Симферополя. После референдума нам поменяли паспорта, статью «перевели» на российское законодательство, но срок не изменился, — делится крымчанка. — Уже по УДО собиралась освободиться, но получила взыскание — не вышла на работу. Поэтому досрочно не выпустили. В январе перевели сюда.

Говорит, что с интересом ходит на беседы в Дом ребенка — последняя была о вреде курения. Сама Алена курить начала уже в колонии на шестом месяце беременности («даже не знаю, как затянулась, сигарета в руке оказалась и все»), но планирует бросать.

– Знаете, — уже провожая до забора, отделяющего Дом ребенка от колонии, подытожила Светлана Ложкина. — У нас аборты бывают только по медицинским показаниям. Посмотришь на осужденную — нередко приходят к нам грубые, агрессивные, на конфликт поначалу идут. Но беременность часто будит в них женское начало, тягу к материнству. Отличной мамой можно стать и за колючей проволокой.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе